Не имела баба хлопот – записалась в фототур. Часть 3.

На заре своей канадской эмиграции, посещая курсы французского языка, я познакомилась там с русской семейной парой воздушных гимнастов цирка Дю Солей. Ей было 42 года, ему - 50. Они смотрелись, как пара спортивных лошадей - стройные, подтянутые, сильные, мускулистые, быстрые. Фигуры их, несмотря на уже не юношеский возраст, выглядели безупречно. Пару раз они в перерыве, шутя, показывали акробатические элементы, и это было классно, профессионально и вызывало бурный восторг студентов и преподавателей.

Кроме меня, они были единственными русскими в группе, но мы не только не подружились, но даже не стали приятелями. Мне было тяжело с ними общаться. Потому что, несмотря на красоту тренированных тел, интеллектуально эти ребята застряли на уровне подростков. Именно в том возрасте они оба начали цирковую карьеру, и времени на образование и саморазвитие у них совершенно не было.

Общаясь с М., я вспомнила про этих своих давних знакомых.

Но тут я сделаю отступление и упомяну одну важную деталь.

Я пишу не грязный пасквиль, а излагаю события в том виде, в каком они происходили. В моём повествовании нет обвинений и сгущаемых красок. Более того – если главный герой в чём-то преуспел или показал себя с положительной стороны, я тоже напишу про это.

Ему почти 50. Танцевать он начал в 16 лет. Кроме школы, учился только в ПТУ.
Как-то раз продемонстрировал мне несколько элементов хореографии и восточных единоборств. Эффектный, красиво двигается, великолепно владеет своим телом, отличная реакция, стремительный бросок. «У меня очень сильные руки, смотри», – и берёт меня чуть выше локтя. Как в тиски. Я охотно верю, что его «я, если что – сразу даю в морду» – не пустая брехня, а реальное заявление.

Расспрашивает меня о моих тренировках (я ежедневно бегаю, хожу в фитнесс-клуб, делаю растяжку), даёт некоторые рекомендации и вызывается сделать мне массаж. Нет, не эротический, если кто-то подумал об этом – обычный и даже через одежду. Рассказывает, что когда-то был фитнес-тренером у спортивной команды и владеет необходимыми приёмами.

Действительно владеет. Все манипуляции, которые он делал с моей спиной, очень напоминали действия остеопата, к которому я когда-то ходила.

М. закончил тыкать пальцами в мой позвоночник и направился в туалет мыть руки, объяснив: «Я должен убрать с рук твою энергию». А вернувшись, задал мне вопрос, как ему казалось, «на засыпку»:

«А ты знаешь формулу энергии?»

«E = mc2».

«А что в ней означает каждая буква?»
Он решил проэкзаменовать меня по курсу физики средней школы? Называю значение каждой буквы: Е – энергия, m – масса, с – скорость света.

«Нууу, нет: с – это не скорость света».

Он, что ли, издевается?! Я повторяю: «с – это скорость света».

«Не может быть!»

«с – Это. Скорость. Света. Можешь погуглить, если не веришь мне».

М. хватает листок бумаги: «Ты хочешь сказать, что энергия этого листка равна скорости света?»

Я уже ничего не хочу ему говорить. Я только напомнила (хотя, вряд ли напомнила, скорее, - открыла для него), что это знаменитая формула Эйнштейна, одно из фундаментальных научных открытий за всю историю человечества.

Девочка.

На склоне горы – избушка из бамбуковых шестов, камней и глины . Она зажата на крохотном клочке земли между рисовыми террасами и кукурузным полем. Мы снимаем весеннюю страду - посадку риса. Честно говоря, мне не столько хочется снимать, сколько смотреть, как ловко и ровно женщины втыкают ярко-зелёную рассаду в мутную бурую жижу. Гиды стоят неподалёку, M. ушёл куда-то далеко в поле.
Краем глаза замечаю движущееся яркое пятно. Поворачиваю голову и вижу девчушку лет 4-5 в оранжевой рубашке. Вместе с М. она бредёт из кукурузных зарослей к избушке, держа в руках две игрушки, которые он дал ей (при подготовке к поездке я предложила М. идею – привезти с собой мелкие подарки для детей). Меня поражает её лицо – печальное, отрешённое, на подаренные сокровища она даже не смотрит. Они дошли до дома девочки – той самой избушки, малышка встала в дверном проёме, по-прежнему не поднимая глаз на М. и не глядя на подарки. Вьетнамцы и М. расположились напротив и защёлкали затворами. Я не знаю почему, но, глядя на эту сцену, вдруг почувствовала комок в горле. Я фотографировала детей в Азии и Африке, я делала репортажи о жизни бедняков, я видела нищету во многих её проявлениях. Но никогда не испытывала такого чувства, как сейчас. Эта девочка сильно отличалась от тeх вьетнамских детей, которых мы снимали до сих пор и которые были, как правило, любопытны, шустры, с интересом принимали игрушки и немедля начинали играть с ними. А она стояла с таким видом, как будто вот-вот расплачется. Я начала фотографировать её, но очень быстро прекратила – не могла.

Стоя рядом с М., я вполголоса пробормотала, как бы обращаясь к девочке: "Солнышко, что ж ты грустная такая? Улыбнись." Он зашикал на меня: "Ты что, не надо! Ни в коем случае! Вот такое лицо мне и нужно. Этот снимок станет украшением любой выставки".

Я потом целый день вспоминала эту девочку. В машине М. рассказал мне, что она сама подбежала к нему в поле и обняла (хотя позже на своей странице писал, что почувствовал как кто-то тронул его за плечо).
Дело не в этих деталях. М. постоянно твердил мне о своей любви к детям. Часто просил сфотографировать его вместе с детьми. На аватарках он тоже позирует с детьми – например, на этом сайте, а для последнего юпика в соцсетях попросил гида сфотографировать его с той самой вьетнамской малышкой в оранжевой рубашке. И пишет очень трогательные текстики о своих чувствах к детям. Как с улыбкой нежно смотрит им в глаза, ожидая их внутреннего разрешения сфотографировать.

Но я-то видела, как он ведёт съёмку на самом деле. Пофиг ему дети. Ему нужны кадры (он и не скрывал этого). А дети - отличный источник этих кадров. Они доверчивы, непосредственны в поведении, искренни в своих эмоциях; фотографии детей – это всегда беспроигрышный вариант на конкурсах и выставках. Я не замечала, чтобы М. нежно с улыбкой, как он пишет, смотрел в глаза детей. Но помню, как много раз он выскакивал с камерой на дорогу прямо перед детьми, преграждая им путь. Есть у меня фото серия такого момента – растерянно и стеснительно жмущиеся друг к другу трое мальчишек, которые до этого весело шли, и он, присевший прямо перед ними, нацелив на них объектив. Как я уже писала, я не занимаюсь репортажем и не в курсе, может, таковы стандарты индустрии, но меня каждый раз коробило от этой бесцеремонности. Фраза, приведённая в прологе к первой части, ещё не была им произнесена...

После съёмки грустной девочки и его слов о шикарном кадре для выставки я хотела, чтобы он посмотрел один небольшой видеоролик. Я бы поставила сюда линк на него, но этого делать нельзя. Поэтому, те, кому интересно – наберите в Ютюбе «one hundredth of a second». Видео довольно старое и, возможно, многие его уже видели. Оно англоязычное, но почти без слов, они там не нужны, всё понятно и так.

Реакция М. меня потрясла: "А композиция ведь хорошая, картошки удачно разбросаны. Но я бы сделал серию кадров – например, снял бы лицо этой девочки, когда она заметила фотографа и как бы просит о помощи, но понимает, что никакой помощи не будет". Это всё, что он сказал после просмотра.

Возможно, репортажники встанут на сторону М. с аргументами, что фотограф, работающий в горячих точках, должен делать свою работу и не вмешиваться ни во что. И что такие фотографии тоже можно и нужно анализировать на предмет техники и композиции.

Я не профессионал. И мне было жутко, когда он ровным спокойным тоном, говорил о том, как бы снимал ребёнка, которого сейчас убьют.

В комментариях к прошлой части у меня спросили про фотографии из этого фототура. Они ещё даже не рассортированы. В основном – это фотографии рисовых террас, залитых водой, крестьян, пашущих на буйволах и сажающих рис.

Намного более разнообразными являются те кадры, которые я сделала вне фототура.

Продолжение следует.