В тени прохладной на исходе дня моя скамейка в парке ждет меня. И тайны, и печаль души своей я доверяю сокровенно ей. Как много раз в минувшие года я приходил из города сюда, уберегаясь от безумств людских среди друзей приветливых моих. Под их негромкий монотонный шум я передумал здесь немало дум, и всем эстрадным воплям вопреки, друзьям зеленым я читал стихи. Стрижи кружились низко, у земли, порхали рядом толстые шмели, кормились белки, не боясь, из рук и ворковали голуби вокруг. Вот и теперь сквозь листья на зарю с невольной отрешенностью смотрю. Застыли ветви в хрупкой тишине, и строчки сами ластятся ко мне. Когда совсем стемнеет, я уйду в неразбериху, грохот и вражду. Но на закате завтрашнего дня скамейка в парке будет ждать меня… Валерий Хатюшин
моя скамейка в парке ждет меня.
И тайны, и печаль души своей
я доверяю сокровенно ей.
Как много раз в минувшие года
я приходил из города сюда,
уберегаясь от безумств людских
среди друзей приветливых моих.
Под их негромкий монотонный шум
я передумал здесь немало дум,
и всем эстрадным воплям вопреки,
друзьям зеленым я читал стихи.
Стрижи кружились низко, у земли,
порхали рядом толстые шмели,
кормились белки, не боясь, из рук
и ворковали голуби вокруг.
Вот и теперь сквозь листья на зарю
с невольной отрешенностью смотрю.
Застыли ветви в хрупкой тишине,
и строчки сами ластятся ко мне.
Когда совсем стемнеет, я уйду
в неразбериху, грохот и вражду.
Но на закате завтрашнего дня
скамейка в парке будет ждать меня…
Валерий Хатюшин