Шиманская Ирина Васильевна Он был художник, взявший кисти, Рисуя на холсте мечты и сны, Его картина - двое в малахите листьев В иллюзию любви погружены.
На плечи сыпалась черешня, Теряясь в золоте волос, Каким-то неземным, нездешним Казался шелк спадавших кос.
Как сладость спелых ягод на губах, Признанья доставляли наслажденье. Что находил он в вычурных словах, Растаяв в этом наваждении?
Она отогревалась в отблесках заката, Набросив на сомненья старый плед, На том же перекрестке, как когда-то, Купив у жизни выигрышный билет.
Набрав пригоршню ягод, будто слов, Он осыпал ее, смеясь такому счастью. И слепо верила она в его любовь, Дыша лишь этим настоящим.
Он был художник, взявший кисти,
Рисуя на холсте мечты и сны,
Его картина - двое в малахите листьев
В иллюзию любви погружены.
На плечи сыпалась черешня,
Теряясь в золоте волос,
Каким-то неземным, нездешним
Казался шелк спадавших кос.
Как сладость спелых ягод на губах,
Признанья доставляли наслажденье.
Что находил он в вычурных словах,
Растаяв в этом наваждении?
Она отогревалась в отблесках заката,
Набросив на сомненья старый плед,
На том же перекрестке, как когда-то,
Купив у жизни выигрышный билет.
Набрав пригоршню ягод, будто слов,
Он осыпал ее, смеясь такому счастью.
И слепо верила она в его любовь,
Дыша лишь этим настоящим.