В бухтах Балаклавы

Лето нынешнего високосного года для огорода трудное, не зря рассада по весне упорно не хотела всходить - знала, видать, что будет ей и холод, будет и жара. Все же собираю с грядок всякую всячину, что могу – в банки под закрутку, остальное так покушать несу лишенцам нашим в храм да Аркадьевне, да бабе Любе. У них с огородами совсем беда, что ни вымокло, то выгорело. Моему огороду каким-то чудом везет. Аркадьевна только руками всплеснула, когда принесла ей ведро абрикос с молодого дерева:
- Ира, откуда взяла? По весне я все думала – хоть бы десяток фруктов уродило. И цвело дерево мало, и морозом цвет побило.
Улыбаюсь в ответ:
- Четыре ведра, Аркадьевна. Тебе одно, мне одно, в Днепр маме Люде одно, и в храм лишенцам нашим бездомным одно.
Аркадьевна только руками разводит:
- Точно, тебе их ангелы по ночам к веткам приделывают, плоды-то. И орех у тебя весной совсем не цвел после того, как обрезал его Вовка твой, ни одной сережки цветочной на дорожках сада не было, а теперь весь в орехах зеленых.
Только руками развожу:
- Сама удивляюсь. И воду мне в колодец по ночам, видать, льют, потому что у всех ушла, а у нас, слава Богу, есть.
Трудное лето. Работы много. А все же как-то дивно все устраивается. Пять лет в храме ремонт не делали, все не до того было, война, беда, каждую копейку лишнюю то на госпиталь собирали, то в дом престарелых отвозили. И топили плохо, все больше дрова шли на обогрев лишенцев, что на хоздворе в кельях приютили. Зимой в храме по стенам вода бежала, чуть иконы не зацвели. Карантин начался – и того меньше людей в храм ходить стало, не до жиру, быть бы живу. Кое – как до послабления все же дослужили, с Божьей помощью ни на день службы не прекращались. И вдруг – то ли люди все же, дома посидев, затосковали о храме, то ли в мозгах что наладилось – сами о ремонте заговорили. И деньги принесли. Вдруг собрали в две недели и на новое отопление, и на краску – штукатурку. Теперь работы кипят, что ни день – то обои в трапезной старые снимаю, то фасад здания зачищаем – красим, то старые трубы демонтируем, моем – чистим, новые батареи завозим. А к службе все убрать надо, перемыть, хоть завтра и опять пылить будем. Домой еле доползаю, ни рук, ни ног.
Лукавый, понятно, таким трудам нашим не рад, хлопот добавляет. Два дня назад прихожу в храм – чуть не рыдают мои бабки. Какой-то гад в туалет уличный, что у нас недалеко от входа на подворье стоит, кота на погибель бросил. Кот орет, бабы плачут, Серега – лишенец, что ночью сторожует на подворье, руки заламывает. Ну, включился у меня сразу аварийный режим в мозгах– не знаю, как додумалась, а все же удалось кота извлечь из клоаки живым. Денег у меня теперь должно случиться много, если верить в приметы, перемазалась конкретно, но сфинкса худющего все же спасли. Отмыла кое-как теплой водичкой, накормила, да и отпустила подальше от храма гулять, поближе к кухне госпитальной.
Домой пришла, вещи в стиралку побыстрее засунула, а сама в летний душ бегом. И вот стою под теплой водичкой, что из лейки надо мной льется, орех надо мной шумит кроной, ветерок обдувает, теплые доски душа под ногой постанывают, и если закрыть глаза, и только слушать – вполне за море сойдет. И шум, и шелест, и свежесть, и синева небесная над тобой. Ниччоо, прорвемся. Какую там царь Соломон на кольце надпись увидел :
« Всё проходит»? Значит, и кара-кара-карантин тоже пройдет. А море все же останется…
Ирина Вязовая

Серёж, это я сейчас с Ядиска скопировала - вот такие "кислотные" цвета я спокойно раньше загружала... Не замечала что ли этой неестественной перенасыщенности? И вот, пытаясь приглушить краски, вдруг решила сосну вот так "обецветить" ...