Грибной суп

Грибники - они сумасшедшие. Вижу - гусиный лук зацвёл, и думаю вовсе не о близкой жаре, а сразу, перепрыгивая, - о том, что вот и осень не за горами...

ГРИБНОЙ СУП

Форма гриба изысканна, но суть его груба.
По сути гриб - плесень. Эстетичная, ароматная плесень.
Впрочем, и аромат-то у него - не свой, заёмный: взятый понемножку у листа, живого и мёртвого, у сырой земли, у подземных корешков, слепых и оттого горьких.
И обращаться с грибом следует грубо и просто.

Есть, собственно, только два грибных супа: летний - и зимний.

Для супа летнего берётся послеполуденный остаток августовского или сентябрьского дня. солнечного, местами прогретого до июньского звона. Ты тяжело поднимаешь по лестнице корзину. Собственная прихожая кажется сумрачной. ладонь обожжена витой ивовой ручкой. Ты разматываешь портянки и трогаешь босой ногою прохладную половицу. Натрусив на пол хвои и голубой моховой пыли, здесь скидываешь куртку, там - тяжёлую от пота рубаху. Мебель - неожиданно громоздкая и угловатая - бросается тебе под ноги, как чужая.
Корзину ты ставишь на балкон и идёшь под душ. Вода зализывает комариные укусы, смывает с лица дразнящийся след лесной паутины, но не может смыть опьянения. Ты пьян, ты вульгарно пьян, от тебя пахнет брусничной, багульниковой, можжевеловкой, их тяжёлые пары, выдохнутые тобою, кружат у губ, не улетают, и приходится снова вдыхать их. Ты так пьян, что клонит в сон.
Сон после леса - быстрый, пустой и счастливый, как после секса. Непредосудительный. Но надо решить - что сильнее: усталость или голод.
Пожалуй, не голод даже - а нетерпение перебрать содержимое корзины, раскладывая грибы кучками, снова восхищаясь находками (или разочаровываясь в них), и вспоминая: как он выскочил сгоряча на песчаную кромку тропы, как он стоял сторожко, готовый порскнуть обратно в траву, но я подкрался, я обманул... или - как он прятался, как я уже прошёл было мимо, но шестое чувство, которое в лесу нужнее ножа, заставило обернуться на мимолётный взблеск шляпки, вернуться, откинуть ногою широкий лист...
В ту кучку, что на суп, первым делом, конечно, - белый. Хотя бы один, но чтоб средних размеров. Мой любимый лес тем и хорош, что в любую пору нарочно прибережёт для меня - пусть один - белый гриб на похлёбку.
Хорошо, если пара подосиновиков есть: должно же быть в ложке что-то, что будет сопротивляться и похрустывать на зубах.
Несколько лисичек: совершенно лишний в супе гриб, откладываю только ради солнечного пятнышка в тарелке.
К подберёзовику душа моя не лежит: раскисляй он и размазня. Но в похлёбке и он сгодится - рядовым. Главное, рубить покрупней.
Всё - рубить покрупней: бледную летнюю морковь и молодую веснущатую картошку.
Нож стучит. Слизни и червячки расползаются по столу: мы улыбаемся их скорости, а они задыхаются от быстрого бега... и от страха.
Все - в воду: грибы - и ты, если усталости предпочёл нетерпенье.
Супу вариться долго. Ты уже вышел из душа, сея мелкий дождь с бороды, а он ещё доходит, измождённо взбулькивает. Бульон густ, тягуч, брось туда холодной сметаны - растворяется нехотя, плывёт белыми нитями, выписывает узоры.
Ну, с Богом.

Для супа зимнего берётся - всего прежде и непременно - чёрный сушёный гриб. Зимой подберёзовик - боровика главнее. Боровичка нескольких долек довольно - в знак того, что летом ты был грибник стоящий, не что попало носил.
Дольки боровика, похожие на яблочные, - украшение, баловство, суповая бижутерия. Настой даст гриб чёрный.
Утром сдвинешь крышку с миски, где в вечера грибы замочил: темень такая, будто тут ночь застоялась, не вытекла с рассветом.
В чёрной воде плавают сосновые иглы-двойняшки, черничный лист, отмокший, но не оживший червячок. Процедить эту воду - понимаю. Но вылить, как некоторые?
Всё равно что из бутылки перчик выловить, а перцовку - в унитаз.
Да и цедить надо не слишком тщательно.
Говорю же: грубее надо, грубее.
И вот когда отжатые и порубленные грибы пошипят в масле с шинкованной морковкой и луком, и бултыхнутся в кастрюлю, к перловке, и проварятся, а следом и картошка начнёт мягчеть и доходить, - тогда вливай туда чёрный настой.
И только теперь проявится - яркое на чёрном - солнечное золото, и взорвётся в кастрюле, ядерным грибом взметнётся крепкий дух. И августовский день, уже подзабытый, засаднит в памяти, и особенно захочется дожить до следующего такого же.

На случай летней похлёбки я деревянную ложку дома держу. Есть суп зимний можно и алюминиевой ложкой - но у окна.
Глядя на заснеженные крыши и заиндевелые ветви и чувствуя уцелевший листик на языке, можно спросить: «А помнишь?».
Если ответить некому - отвечаешь себе сам.
И чувствуешь, что будущее, к счастью, маловероятно, зато прошлое - с тобою, оно любит тебя и возвращается к тебе, и вы вместе входите - всё той же тропой, прикрытой папоротником от чужаков, - всё под ту же сень.

(С. Брутман "Завет Жареного Поросёнка", 2006 г.)